Что под шляпой у Тома Уэйтса
В октябре 2011 года у Тома Уэйтса вышел первый за семь лет альбом новых песен «Bad As Me». Редактор американского интернет-издания «Filter» пообщался с Томом по телефону. Мы предлагаем вам перевод этого увлекательного интервью.
У тебя было время чем-либо порадовать себя, прежде чем сесть за телефон?
Я искупался в сперме кита и моче верблюда. Я так расслабляюсь.
Ну, как обычно.
Как обычно, да!
Я сижу здесь в твоей вотчине, Лос-Анджелесе, слушаю твой альбом и думаю, что же для тебя значит быть «плохим»?
О, боже, я на самом деле не думал об этом.
Тебя до сих пор тянет к плохим персонажам?
Плохая еда, плохая дорога, да. Плохие ребята – я таких домой уже не привожу. Мне уже не 23 года. Так нельзя. Мы используем это слово в значении «драчун», наверное. Но в любом случае, быть плохим – хорошо, знаете ли. Сейчас сленг постоянно меняется, но плохой остается плохим. Иногда песни пишутся быстро, некоторые совсем не приходится дорабатывать, особенно такие песни, как эта.
Ты назвал весь альбом по этой песне — «Bad As Me», так что я подумал, здесь должен быть какой-то глубокий смысл.
Изначально мы хотели назвать альбом «Удовлетворенный» («Satisfied»), но это звучало слишком слабо. «Что значит, он удовлетворен? Не хочу и слышать об этом. Значит ли это, что с тобой покончено?» Раз плохой, значит плохой. Не думаю, что люди хотят видеть меня удовлетворенным. Чтобы распробовать песню, надо думать, как ее герой. Люди хотят верить в то, что ты до сих пор немного похмельный, немного сердитый, немного неудовлетворенный, костяшки пальцев стерты в кровь, шляпа на затылке, и ищешь, с кем бы подраться. Так же, как ты хочешь, чтобы приемная врача выглядела как приемная врача, ты хочешь, чтобы твой артист выглядел, звучал, чувствовал и жил определенным образом, «потому что правда всегда в другом». Мы говорим, что у всего должна быть подоплека, но на самом деле она нам не нужна. Это как просить фокусника показать изнанку фокуса. И когда тебе ее показывают, ты жалеешь о том, что попросил об этом. Лучше бы ты продолжал удивляться фокусам. Как только тебе говорят правду о чем-то, ты теряешь к этому интерес.
И ты известен тем, что яростно защищаешь свое право на частную жизнь, хотя поклонники до сих пор жаждут информации, потому что они хотят знать тебя лучше. Ты меломан, у тебя наверняка были любимые музыканты, и до сих пор есть. Ты когда-нибудь хотел знать что-либо о частной жизни своих кумиров, или ты всегда уважал этот элемент таинственности?
Думаю, я всегда считался с этим элементом таинственности. Тебе пытаются рассказывать всякое об определенных людях, и ты отвечаешь: «Ой, да ладно!». Была такая книга о битниках, под названием «Когда я был крут» (When I Was Cool), мою жену приколол этот эпизод с парнем, который тусил в университете Наропа с Гинзбергом, Корсо и всеми этими ребятами, и он раскрыл, слил всю информацию о них. Она читала мне эту книгу в машине вслух – «Не надо, не надо!» — Гинзберг имел привычку отправлять свое грязное белье своей маме по почте за 2000 миль, а она его стирала и отправляла обратно. Не надо мне такое рассказывать! Я хотел бы услышать, что он носил одно и то же три месяца подряд. Как я. Нет, я шучу. Нет, не шучу.
Что еще имеет значение, кроме того, что ты что-то себе представляешь и затем выстраиваешь собственную картину во время прослушивания музыки? Иногда опыт прослушивания приносит большее удовлетворение, когда ты не знаешь, что ты слушаешь. Я предпочитаю удивляться.
Когда ты что-то узнаешь, ты не можешь сразу забыть об этом. Поэтому надо что-то придумывать. Песня большей частью состоит из кодов. Ты защищаешь невинных, на самом деле. Многие песни вообще нельзя петь, пока ты не укроешь их завесой таинственности или не изменишь имена. Семьи озабочены тем, чтоб не выносить сор из избы. Нельзя рассказывать такие вещи про дядю Билла. Во-первых, он уже не дядя Билл, а тетя Шейла. И не из Майами, а из Бангора, штат Мэн. И он не выпал из грузовика, его застрелили в голову на войне, когда он пытался вырвать винтовку из рук немецкого солдата. Мы всегда пытаемся все приукрасить, не так ли?
Исходя из этого, ты не думаешь, что делиться с людьми – что является существенной частью твоей профессии – это часть процесса, которая приносит тебе удовольствие?
Делиться чем? Делиться иглами?
Делиться иглами, ложками. Если бы был способ выживать в этом мире без взаимодействия с обществом, от телефонных разговоров с такими, как я, гастролей и до выпуска твоих альбомов – ты бы решился на это? Или тебе нравится, что твои песни живут самостоятельной жизнью?
Это похоже на мою жену, ей нравится эта завеса тайны. Ей нравится закулисье и не нравится яркий свет. Я не такой. Я извращен в том смысле, что мне нравится бурлеск, и мне нравится то, что происходит на сцене. Сцена также полна чудес, потому что основное действо происходит за кулисами. Это еще один способ построить вокруг себя высокую стену. Публика считает, что ты на самом деле что-то исследуешь, раскрываешь и переживаешь, но твое Я может прятаться глубже.
Как тебе кажется, ты доверяешь людям?
Нет. Да. Всегда [смеется]. Кому?
Людям, с которыми ты играешь музыку, людям на улице, дяде Биллу…
Пока они от тебя зависят. Потому что я тоже ненадежный. Так что я предполагаю, что все такие же. Когда пишешь альбом, надо быть осторожным. Сейчас у всех есть шпионская камера, она снимает так, что ты даже не узнаешь… Как ты сказал, «доверять»? Доверяю ли я людям? Нет. В вольере в Аризоне они держат этих роботов-убийц размером с жука, некоторые делают снимки, некоторые выделяют ядовитый газ, и управляются с пульта. Вы разговариваете о войне и думаете, что это просто муха залетела. Вы думаете, что все эти технологии для вас, для того, чтобы вы могли пообщаться с подружкой и показать ей свою пиписку по интернету? Нет! Все это для того, чтобы наблюдать за вами и узнавать, что вы там замышляете.
Чье мнение важно для тебя во время работы?
Моей жены.
Потому что она твоя жена или соавтор?
[Смеется] Молодец. Ты женат?
Нет.
Вот потому ты и спросил. Если вы оба в чем-то хорошо разбираетесь, один из вас уже не нужен, так? Но должен быть кто-то, чьему мнению ты доверяешь, иначе будет «Новое Платье Короля» каждый чертов день. Моя жена ждет, когда на нее снизойдет озарение, я же, напротив, выхожу и начинаю рыть. Нужно доверять своему соавтору, иначе вы не сможете писать вместе. Поэтому так трудно найти такого человека.
Как ты и Кэтлин обмениваетесь мнениями во время работы? По-простому, как разговор за обедом, или держите совет, особенно если вы хотите донести друг до друга какие-то негативные суждения?
Срачи случаются, как и в любой семье, да? «Ой, только не это, опять!». Все находятся под воздействием разных влияний, и, следовательно, имеют разные взгляды. «Мне кажется, ты слишком много слушала Пегги Ли. Ты мало слушала Манчини, тебе нужно сесть и послушать Морриконе, или Мириам Макебу, а вообще, иди послушай десять музыкантов, чье имя начинается на букву «М», а вот потом мы и поговорим». Ну и подобная хрень.
Кэтлин ходит на твои концерты?
О да. Если мы едем в турне, мы едем вместе, всей бандой. Не то, чтобы она ждет не дождется очередного концерта. Она критикует, она безапелляционная, и она молодец – я ей доверяю, знаете ли.
Как вы научились работать с другими артистами?
Я не научился!
Не научился. Если я спрошу Кита, Фли, Марка, Дэвида, всех этих ребят, они ответят также?
[Смеется] Это не совсем так. Я понял, как надо работать с людьми. Было прикольно играть со всеми этими ребятами. Есть взаимопонимание с определенными людьми, в любом деле. А с другими – нет. «Я не могу с ним работать, он ходит в одних штанах, он спорит по поводу всего, что я прошу его сделать, он не понимает указаний». Запись альбома – здесь нет места демократии, не в моем случае.
«Слушайся отцов-командиров», так?
Так точно!
Ты выпускал знаковые альбомы, в которых появлялось новое звучание: после смены лейблов, после встречи с Кэтлин… Как ты дошел от «Real Gone» до «Bad As Me»?
Трудно сказать. Не знаю. Есть 100 ответов на этот вопрос. Никто не знает, какие ингредиенты надо добавить, чтобы альбом стал цельным блюдом. Опять же, как я говорил, тебе не надо знать всю кухню. Другими словами, между правдой и мифом выбирай миф. «Чикаго» – просто правильное количество слогов для этой песни. Попробуй Рино, Майами, Берн, Швейцария – не подходит. Чикаго – подходит. Чикаго, Чикаго. Когда ты это произносишь, это уже не город, а заклинание, абракадабра.
Это было волшебное решение.
Было на тот момент. Просто музыка в дорогу для мигрантов. На самом деле мы хотели записывать трехминутные песни, 12 штук. Мне это казалось хорошей идеей. На компакт-диск можно записать 19, мне это нравится. Но это не всегда хорошее решение. 13 песен – это нормально. Я протащил еще одну.
Тебе знакомы все эти люди из твоих песен?
Нет, это коды, помнишь? Защищай невинных. Тебе решать, существует ли реальный Серджио или нет, потому что это неважно. Это логика песни, она всегда побеждает.
Ты можешь предположить, что однажды поймешь, что больше не хочешь заниматься музыкой?
Ох, ну, да, нет, конечно, наверно. Нужно делать и что-то другое. Кто знает… Если бы ты точно знал, чем вскоре займешься, это было бы не так интересно, не так ли? И в итоге ты начинаешь расписывать серебряные подносы жирафами, используя соус табаско и гвозди. Можно неплохо заработать.
Я знаю, ты мог бы, Том. И последний вопрос: Что звучит в твоем доме, когда ты просыпаешься раньше всех?
Редко когда в доме пусто, тихо, а я уже встал. Но начинаешь замечать удивительные вещи, когда пытаешься не шуметь – когда пытаешься сделать яичницу в три ночи и ты лезешь в этот шкаф с кастрюлями и сковородками, вот как это звучит. Также и в студии, многие интересные звуки находятся именно в тишине. Часто самая интересная часть концерта – это когда оркестр настраивается. И когда музыканты в студии только разминаются, нужно прислушиваться. Так и в актерской игре, есть возможность сделать редкие кадры с натуры.
Нужно привлекать одну из тех военно-промышленных мух, чтобы запечатлеть такие моменты.
Эти штучки становятся все меньше. У меня есть родственники в ЦРУ, вот как я узнаю обо всем этом. Дядя Билл. Он рискует жизнью каждый раз, как звонит мне.
И ты сказал это человеку с диктофоном.
О боже. Теперь мне придется попросить, чтобы ты не отдавал это в печать. Ладно, у меня для тебя есть последний вопрос: Самая распространенная фраза в кино. Ты ее знаешь?
Я попробую… «Что будем?»
«Что будем?» Нет, нет. Хотя неплохо. Ты имеешь в виду, парень заходит в бар, и бармен говорит, «Что будем?»? Отлично! Возможно, эта фраза среди финалистов, но не та. Я не могу выдать тебе приз.
Так какая фраза самая распространенная в кино?
Звучит она так, ты готов?: «Валим отсюда». Все, валим отсюда.
Официальный сайт Тома Уэйтса: www.tomwaits.com