Raccoons: резонанс честности
Молодая московская группа Raccoons (ex-Black Buttons) отыграла уже более полутора сотен концертов в России, Беларуси, Литве и Черногории, но пока еще не выпустила альбом. «Trill» поговорил с Антоном Смирновым и узнал как идут дела у группы, которая недавно дошла до финала «Let’s Rock Battle», продолжая расти и видоизменяться прямо по ходу соревнования.
Антон, вы с группой активно выступаете — по информации в соцсетях, за плечами уже более 150 концертов на самых разных площадках. Ты финалист музыкального шоу на MTV, финалист конкурса «Индюшата», на днях вы дошли до финала «Let’s Rock Battle». При этом в интернете можно найти лишь пару ваших песен в студийном качестве. Когда можно ожидать альбом?
Антон Смирнов: Работа над альбомом продолжается уже год и сейчас находится на стадии мастеринга. После этого последует издательство на различных аудио площадках в интернете. Я предполагаю, что это все займет еще полтора-два месяца, и все желающие наконец-то смогут услышать наши песни у себя в телефонах, плеерах, где угодно.
Вы играете такой сырой и мощный рок — гитара, барабаны. Это принципиальный выбор — не использовать электронику ради чистоты жанра? Может быть, в этом есть какая-то ностальгия, а может в этом присутствует некий расчет на то, что в пресыщенном эффектами музыкальном мире возникнет запрос на натуральное, даже дикое? Или такой спрос есть во все времена?
Это в прошлом. Сейчас все выступления уже с плейбэками, которые как раз вносят большое количество электронного звучания. Мы воспитаны на западной музыке 90-х и начала 2000-х. Конечно, это явление не исключает ранних эпох музыки и других жанров, которые на нас влияют и вдохновляют. В этом плане мы всеядны, но избирательны. Еноты не будут есть пластиковые пакеты, мы — за деликатесы. А то, что происходит в этой части нас, которую можно назвать ностальгией по дикому и простому року 2000-х, то это как посмотреть. Нам нравится честность, даже если она и простая. И она была в той музыке. Она есть и сейчас, но в другой форме. Это просто потому что мы слушали такую музыку с подросткового возраста. Это не смущает нас, и это не смущает других. В 2016 году группа Highly Suspect получила Грэмми за лучший рок-альбом. Послушайте их — мы похожи этой «ностальгией». И когда я вижу вот такие обстоятельства, я еще меньше переживаю за принятие нашей музыки. Спрос есть на всё, что обладает честностью. И тому есть много примеров. Тем более, новое — это всегда переработка старого.
Недавно у вас сменилось название. Насколько мы поняли, Raccoons стали полными правопреемниками Black Buttons. Можно узнать, что вы вкладываете в этот ребрендинг, почему решили, что он необходим? Состав, имидж, стилистика, является ли то, что мы услышали и увидели в «Let’s Rock» закрепившимся образом, или вы в перманентном поиске?
Raccoons — это, конечно, результат ряда идей. Во-первых, в нашей компании давно бытует шутка про енотов в наш адрес. И для нас это сложилось в забавный образ, который стал фигурировать все чаще. Во-вторых, с группой Black Buttons связано много историй, которые для нас остались в прошлом, и мы хотели как-то отделить это прошлое. Мы благодарны всему что было, каким бы оно не было, но сейчас мы решили переименовать «корабль», чтобы плыть дальше, к другим приключениям. Знаете, это как прическу поменять, как будто хочешь отрезать нечто такое, что уже тянет назад и больше с этим не хочется иметь ничего общего.
И наконец, одно слово проще запомнить и проще скандировать на больших площадках, чем спотыкающееся «блэк баттонс». Образ все время вырабатывается, меняется, культивируется. Речь не только про внешность, а скорей про внутренний посыл, который сильно изменился за последние полгода. Музыка тоже меняется. Мы гребем в сторону большего количества электронных инструментов, обогащаем рок нью-рейвом. Скоро все смогут услышать новое звучание и смогут понять, что изменения существенные.
Музыкальная пресса, независимые радиостанции, MTV — сегодня некогда традиционные каналы раскрутки практически отсутствуют. Как по-вашему, это потеря или интернет эффективно замещает их? Легко ли сегодня быть услышанным?
Да, ситуация изменилась. Я не берусь говорить, что это плохо или хорошо. Действительно, походы на радио или упоминания в СМИ стали иметь меньше такого концентрированного результата. В нынешнее время важен, наверное, не конкретный заход, а именно широта пиар компании и ее стабильность. Интернет явно сейчас стал мощнее. И я стараюсь разбираться в новых инструментах продвижения. С этим у нас, наверное, хуже всего, в силу того, что приходится решать много вопросов на другие темы. Но мы набираем опыт и стараемся включаться в новые способы пиара.
Быть услышанным не сложно. Для этого есть много площадок в Москве, в России. Другой вопрос, в каком масштабе хочется быть услышанным. Нас интересуют большие площадки, потому что наша музыка громкая и большая. И вот тут мы испытываем на данном этапе большой недостаток, поскольку в большие места можно прийти только с большой аудиторией поклонников.
В недавнем интервью Андрей Саморуков из PopFarm высказал мнение, что, к примеру, в Британии артист может спокойно заниматься своим делом — выступать на сцене, а все остальное делают менеджер, лейбл, агент, промоутер, в то время как у нас многие элементы этой цепочки попросту отсутствуют. Можете рассказать, кто вам помогает, как вы находите площадки, фестивали?
Нам и помогали с этим, и мы сами находили. Все просто: увидел, узнал место, зашел, оценил, связался с арт-директором или менеджером заведения, предложил, показал что играешь, договорился о дате или не договорился, и пошел дальше. С фестивалями чаще подсказывают знакомые из этой сферы или сами узнаем.
В большом количестве конкурсов не выполняется то, о чем заявлено в условиях. Чаще всего в конкурсах, призванных открыть новые классные группы, побеждают те, у кого больше аудитория или есть свободные деньги на проплату голосов. Мы сталкивались с ситуациями, когда победители уже заранее были определены либо жюри проталкивало своих любимцев-друзей. Так что мы не испытываем особых романтических фантазий на эту тему. Мы стараемся больше работать над материалом и его оформлением. Альбом, который выйдет в этом году — первый. И многие действия по раскрутке мы сможем полноценно и, главное, эффективнее осуществлять после выпуска альбома.
На какой музыке ты вырос? С чего началось твое увлечение музыкой, ты самоучка или профессионально обучался вокалу и игре на гитаре?
Я слушал разную музыку. Люблю и джаз, и классику, поп-музыку не обхожу стороной, там много действительно крутых музыкантов. Слушал много сложной музыки. Типа glitch, дичайших представителей IDM, fusion-jazz, gypsy jazz, new rave. Много всего. Конечно, есть любимые артисты и композиторы. Их очень много в различных жанрах. Тут скорей самое интересное то, что музыка все время открывается с какой-то новой стороны, когда мне было важно, что она просто резонирует с моим настроением. И это и было началом. В подростковом возрасте я понял, что вот этот парень на аудиозаписи, кажется, очень хорошо меня понимает, что он чувствовал то же самое, когда писал или пел эту песню. Я не очень понимал мир людей, и я нашел отличную замену.
Однажды, в студенческие годы, я поехал на море с товарищем. Планировал уехать с компанией, но не сложилось. А я не могу жить без моря, и не знал, как же быть. Одному не хотелось ехать. Короче, однокурсник со мной поехал. И мы в этой поездке собственно и стали друзьями — до этого почти не общались. И так радовались знакомству, пили много. И в какой-то день он увидел в чужом открытом доме гитару. Зашел без спроса, вынес ее, мы сели там же, и он сыграл «Город Золотой» Бориса Гребенщикова. Хочу заметить, что к русскоязычным группам я всегда был очень холоден. Меня больше музыка и настроение цепляли, а не слова. Я услышал эту песню в его исполнении, и все. Это было для меня таким чудом, что вот ты берешь деревянную штуковину, и появляется целый мир. Я захотел научиться играть. Этот товарищ мне показал аккорды. А потом — годы самообучения. Я как дикарь: не учил музыку, а искал ее в этих струнах. Так было всегда, и до сих пор так происходит — я слышу ее и ищу. Теперь, правда, на куче разных инструментов. С голосом так же. Сам учился, слушал советы. Было пару раз, когда пошел учиться в один колледж, потом в другой, джазовый. Что-то взял оттуда, чему-то научился. Но глобально процессы, как и тогда, совершенно дикарские. Просто ищу, нахожу, показываю всем.
Один московский музыкант, у которого мы брали интервью, рассказал что изначально писал тексты на английском, но потом попробовал на русском, и ему открылись новые возможности и новая аудитория. А на вашу музыку ложится русский текст? Допускаете ли вы, что запоете на русском или это исключено в рамках этой группы?
Конечно, допускаю, что буду петь на русском. Я и раньше пел, пробовал, писал на русском параллельно с англоязычными текстами. Но мне на английском больше нравится, да и лучше получается. Пока что не нашел себя в русских текстах. Но русский язык обожаю. Особенно в литературе. В музыке мне мало кто нравится из поющих на русском. И дело не в мастерстве или его отсутствии. Главное — это честность и прямолинейность от души, посылы которой облекаются в самые созвучные чувствам слова. Я слышу, когда текст не резонирует с исполнителем, и это так себе. Такого полно, не хочу таким быть. Для меня важно, чтобы чувство вылетело, а какие там слова будут, не так важно — я уже проверял на публике. Главное — резонанс честности.
Вы выступали на многих площадках в Москве, какое выступление запомнилось больше всего, чем?
В Москве был классный концерт в BlackSmith Irish Pub, который на Белорусской. Наш знакомый звукорежиссёр сделал шикарный звук. После концерта многие наши поклонники и друзья говорили, что и не знали, что мы так мощно звучим. Мы играли как последний раз в жизни. Я так выложился, что чуть в обморок не упал. Но эмоции и восторг публики вернули силы.
Расскажи о своем партнере по группе Никите Рычихине, как обычно проходят ваши репетиции?
Он лучший барабанщик ever. Я говорю это потому, что это так. Репетиции мы играем как концерт, по полной. Всегда. Не умеем спокойно. Между собой мирно в основном, но и не без разногласий. Мы рок играем. Когда кто-то начинает сиськи мять, другой сразу скажет что он... «не прав».
Каким образом вы измеряете успех вашей группы, что будет для вас знаком того, что вы вышли на новый уровень?
Новые уровни мы отмечаем постфактум. А успех измеряется результатом, который складывается из выполненных планов. Мы работаем над разными моментами. Получилось — вот успех. А если глобально, для нас успех — играть на крупнейших фестивалях по всему миру. Это цель. Туда и идём.
Было интересно и необычно услышать «Bang Bang (My Baby Shot Me Down)» в вашем исполнении. Как пришла идея сделать кавер на такую «девочковую» песню, которую уже 50 лет исполняют вокалистки от Шер и Нэнси Синатры до Леди Гаги и Дуа Липы? Как вы вообще относитесь к кавер-версиям?
Не помню. Так вышло. Но мы её превратили в мощный трек. Просто в рок-боевик. Мы не много каверов делали, но всегда переделывали песни на свой манер. Я уважаю мастерство играть виртуозно, как герои музыкальной истории, но в своем мире для меня люди, переигрывающие хиты в ноль, то есть как оригинал, не герои — они ремесленники. А я за творчество. И ценю больше творцов.
У вас есть какие-то занятия помимо игры в группе?
Конечно. Жизнь вывозить. Она непростая, сложная, но интересная и бесконечно удивительная. Я преподаю гитару уже 9 лет. Пишу музыку на заказ. Никита учится, работает на телевидении.
Когда мы готовились к интервью, нам попались твои посты десятилетней давности вроде «Я в цИлиндре» или «Я люблю слегка недожаренные ботинки», расскажи, что с тобой тогда происходило?
Я даже не знал что это можно найти (смеется). Эти записи — мои попытки научиться доставать весь бред фантазий из головы. Конечно, я понимаю, что похоже на наркоманские записки. Но нет. Я тогда переживал сильнейшие потрясения. Подростковый возраст. Я сходил с ума. Сильно, по-настоящему и долго. Совсем не мог общаться с людьми. Чувствовал непонимание всего и всех. А голос внутри говорил — ты должен сделать нечто особенное в своей жизни. А я и чего-то обычного-то не мог сделать. Наладилось, как в руки гитару взял. Общаться я правда больше не стал, но хотя бы крыша не ехала.
Согласны ли вы с тезисом, что в популярной музыке присутствует некая цикличность: может ли, например, возникнуть ностальгия по брит-попу, который в свою очередь был ностальгией по Битлз? Может ли появиться что-то принципиально новое в музыке?
Конечно, как уже и упоминал. Все циклично, но немножко по-другому. Я тоже был пленником мыслей, что все уже написали и так далее. Сейчас я свободен от этого. И все благодаря слоям восприятия музыки. Я помню, был период, когда мне показалось, что не могу найти такую музыку, которая бы удивила, воодушевила снова, открыла что-то новое. А потом я пошел в джазовку и понял, что ошибался. После того я только и открываю все новое и новое для себя.
Понимаете, есть люди, которые циклятся на каких-то особенных последовательностях аккордов в песнях. Кто-то на эмоциях. Кто-то вообще фоном слушает музыку. Это вопрос восприятия. Что-то я слушаю ради эмоций и резонанса настроению. Какую-то музыку изучаю как пособие по сведению. В другой слушаю партии отдельных инструментов. А какая-то нужна просто чтобы поплакать, пожалеть себя.
Несколько имен: кто сегодня в роке круче всех?
Круче всех не знаю, назову, кто вспомнится — кого слушаю по сей день, и они продолжают играть. Queens of the Stone Age, Kasabian, Elbow, Crosses, Nothing But Thieves, Marilyn Manson, Limp Bizkit. Такие вот вспомнились. Может кого и забыл.
Как бы вы охарактеризовали текущее десятилетие в музыке в России и в целом? В связи с чем оно запомнится, с какими именами, событиями будет ассоциироваться?
Чем запомнится... Да для каждого своим. Кто-то будет считать Скриптонита открытием этого времени, например. А я скажу — Therr Maitz. А по поводу десятилетия. Я заметил много крутых групп и исполнителей. Рад, что они есть. И я могу сказать, что наши музыканты очень выросли в жанрах, которые не имеют такой богатой истории и опыта, как в Англии или США, например. Раньше ходили и думали, что все тупые, а мы молодцы, мы-то понимаем!
Это все подростковость. Сейчас я радуюсь, когда вижу классных ребят у нас в России. Это уже такое приятное ощущение, что ты не один борешься. Нас много. И мы несем свою правду. Потому что по-другому мы не можем жить.
Фото: Евгений Птушка